Лето на море...

Всё, что сейчас здесь пишу не имеет никакого отношения к призыву о сострадании и сочувствии. Можете также называть это исповедью грешника. В конце концов, все вещи едины, только взгляды на них расходятся...

Сколько раз мне приходилось слышать истории, читать книги, смотреть фильмы о несчастной любви, не сложившейся у людей по вине разницы в возрасте. Я недоумевал. Сколько раз я наблюдал за ошеломлёнными и потерянными лицами молоденьких девушек, ставших жертвами каких-нибудь уличных маньяков. Я недоумевал... Все мои знакомые, все друзья были моими ровесниками, что, в принципе, всегда шло мне пользу... Мы вместе могли вспоминать "старые добрые времена" за партией в карты или созерцать несравненные пасы "нашей" сборной и сетовать на то, что они не могут играть так, как раньше... В этом плане, судьба мне подыграла. Но не всё коту масленница, как говорится... Бывает в бочке мёда ложка дёгтя... А что, если эта ложка окажется не дёгтем, а ещё более сладким мёдом, который ты не в состоянии и не в разрешении вкусить, иначе тогда ты поймёшь, что в мире лучше ничего быть не может, и жить больше незачем...

...Прошлым летом на моего босса снизошло озарение, и он вдруг оказал мне удивительнейшую любезность, предоставив мне отпуск, да ещё и на курорте. Я, признаться честно, долгое время не мог понять, что это тогда вдарило ему в голову, что он вдруг решил, что я такой ценный работник, но дело не в том. Дело, как оказалось, было вот в чём. Его бестолковый сын не смог провернуть какую-то мошенническую опперацию, и ему срочно понадобилось скрыться куда-нибудь на время. Лучшего места, как его домик на берегу моря, он, разумеется, не нашёл, и поэтому направился именно туда. Его отец, соответственно мой босс, посчитал нужным предоставить сынишке свиту, охрану, подставное лицо, если необходимо, пока тот будет спокойно потягивать свою "Маргариту". И выбор его пал на одного из самых тихих, непреметных, и следовательно, не первой важности работников. На меня. Я без колебаний согласился. Как-никак мне это грозило повышением жалования, пусть и слегка расшатанными нервами из-за капризов этого паренька. Как я потом понял, он был не так уж и плох, просто немного недалёк, но оптимистичен и романтичен. Одним словом, для дел политической и экономической важности не подходил.

Место, выбранное им, не могло не радовать глаз потрясающей красочностью пейзажа. Море всё-таки успокаивало, при любых обстоятельствах, а мне это было необходимо. Как только мы приехали, я забросил свои чемоданы в отведённый мне шкаф и сразу же направился к морю. Парень, было, хотел пойти со мной, но что-то растерялся и заявил, что хочет отдохнуть и выспаться "как следует", посему я решил оставить его в доме. И так, в гордом одиночестве я бродил по берегу преиспоненного спокойствием моря, изредка вглядываясь в его рябь мелких зелёных волн, создающихся ненавящивым колыхающимся ветерком. Позже меня вывело к высоким валунам, похожим на макет могучих отвесных скал, и я, взобравшись, устроился на одном из них поудобнее, позволив лимонной прохладе окутать себя.

Мне не было одиноко. Ко мне пришли Мысли. Прозрачные и нечёткие, они уселись вокруг меня, обплели меня своими длинными извилистыми руками, в кои мне и пришлось отдаться. А потом они мне что-то шептали, но Мыслей было настолько много, что я не сумел одновременно уловить голос каждой из них, и мне пришлось убеждать каждую оставить меня в покое. Почему-то после этого они поразбежались все до единой, кинув меня на произвол судьбы...

В тот миг я и услышал этот голос. Кто знает, может, это именно он насторожил Мысли, и они испугались... Но он сменил их влияние, журчя и звеня, подобно самому чистому и независимому ручью, который нередко можно встретить в дебрях леса...

- Ещё-о одна, - сладко пропел голос, заставив меня обернуться.

За камнями я никого не увидел. Поэтому пришлось вставать. Когда я поднялся на ноги, моему взору предстала целая панорама смешанных друг с другом красок лета, но обладателя голоса я так и не нашёл.

Она сама пришла ко мне, словно по дуновению этого дружественного ветерка. Было похоже, что она переняла от него это дружелюбие...

- А, простите, - кинула она.

Я молчал. Я просто был не в состоянии говорить. Я просто смотрел, слегка пришурясь, потому что был ослеплён светом. Я не знал, откуда он исходил: не то от знойного солнца, не то от неё самой... Но я был готов верить во второе.

Она медленно и неуклюже начала слезать с камней, и я встрепенулся и бросил ей:

- Подождите, я сам сейчас уйду...

- Не надо, вы первый пришли. Оставайтесь, я лучше туда пойду, - и она махнула рукой в каком-то неопределённом направлении.

- Тогда я пойду с вами, - неожиданно для себя протянул я.

Она смутилась, словно не ожидала такого ответа. Да и неудивительно, кто бы знал. Я и сам от себя такого не ждал! Решив хоть как-то подправить сложившуюсь ситуацию, я, слащавым тоном, каким обычно приветствуют незнакомых маленьких детей в гостях у себя, произнёс:

- Ракушки. Какие у тебя красивые ракушки! Наверное, ты знаешь места! Я бы тоже хотел найти хоть одну такую же, но вот здесь пока ничего не нашёл, а ты, вероятно, знаешь, где их искать... Может, и мне подскажешь?

Мда. Глупее я в жизни ничего не говорил. А она, судя по скептическому взгляду, ничего глупее и не слышала. С наигранным изяществом склонив голову набок, она поинтересовалась:

- Скучаете?

Раскусила. Чёрт.

- Скучаю. А ты? Где твои родители?

- Я тут одна. Родители в отеле. А твои?

- Как-то ты быстро на "ты" перешла...

- Как и ты.

Нелепо выходило. Разговор наш был пронизан моей скованностью и её самоуверенностью. Не самое лучшее сочетание, следует признать.

- У меня нет родителей. Во всяком случае, по близости. А если уж на то пошло, я в жизни их никогда не видел, у меня есть только фотография отца, - на одной ноте выдал я.

Зачем это ей? Склониться к жалости к взрослому мужчине? Едва ли... Она почему-то смотрела на меня с укором.

- Могли бы их и отыскать, раз так на них злитесь.

Чёрт! Да кто ты такая, чтоб вот так...!!!!!

- Легко тебе говорить, когда тебя ждут в отеле любящие мама с папой, - еле сдерживая накипающую ярость, сквозь зубы процедил я.

- Если не знаешь чего-то наверняка, то лучше об этом не заикайся.

- Ты о чём?

- Ты так уверенно сказал о "любящих родителях", - она подняла брови.

- А что, они тебя не любят? - с каким-то еле заметным расположением спросил я.

- Любят. Но ты же об этом не знаешь, - она зачем-то пожала плечами.

Так. Всё. Это уже начинало меня раздражать, как...

- Не злись, пожалуйста, но я ведь права... Именно потому, что я права, я здесь одна.

- Хочешь сказать, у тебя нет друзей?

- Нет.

- А сколько тебе лет?

- Это важно?

Я нахмурился. А важно ли это? Конечно важно! Она же из другого поколения! О чём с ней говорить? О том, какие сегодня мультики транслировались по детскому каналу? И вообще, зачем, зачем мне это всё было надо?

- Наверно.

- Тогда 15, раз так важно.

Она улыбнулась. Я бы всё отдал, чтобы сейчас, в это мгновение, снова увидеть эту улыбку, полную доверия, радости и таинственности. Я стал разглядывать её. У неё были короткие чёрные волосы, пара прядей которых спадала на бледную, почти белую кожу, и бездонно голубые глаза, просмотр которых ежесекундно ограничивася взмахами длинных пышных ресниц. Её маленький ротик был постоянно приоткрыт. Наверное, тогда она была увлечена запусканием туда того славного тёплого ветерка...

Она приподнялась и снова присела. Но этого момента хватило, чтобы окинуть любопытным взглядом её стройное изгибистое тело. Она оказалась невысокой, но худенькой, что создавало иллюзию того, что она на самом деле очень длинная... На ней тогда было какое-то беленькое платьице, что, признаться, не слишком хорошо подходило к её цвету кожи, сливаясь с ней.

- Ты давно здесь? - снова завёл разговор я.

- Недели две, а что?

- Так, ничего. Просто ты какая-то не очень... Загорелая. Не считаешь?

- Считаю. Но я не люблю загорать. Вообще, не очень-то люблю солнце...

А жаль. Ты так на него похожа... Особенно светом...

- Понятно. Ты похожа на мотылька, такая бледная и загадочная...

Господи, почему я не осознавал, что я несу?

- Я вообще вся белая. Специально волосы в чёрный покрасила, - она опустила глаза и неизвестно кому подмигнула, - А почему загадочная?

- Потому что я сам того не понимаю, - не нашёлся я.

- Да. Это всё объясняет.

- Почему ты не спросишь, сколько мне лет?

- А зачем?

- Ну... Я ж спросил.

- И это должно означать, что я тоже в свою очередь обязана этим поинтересоваться?

- Н-нет...

- Ну вот и славно. Лучше расскажи про то, что тебя сюда привело...

- Ну... С чего начать? Сын моего босса продул, укатил сюда, на море, прихватив меня с собой, как секьюритти, а...

- Да нет, - оборвала меня она, - Я про то, что тебя на камни эти привело.

- А что-то должно? - я взглянул на неё. Она хмурилась.- Ну, привёл меня берег моря, ветер и солнце. С тех пор вот и сижу здесь в компании собственных мыслей, а теперь вот и твоей, - я быстро и изподтяжка глянул на неё. Она улыбнулась.

- А-а... Это просто моё любимое место. Мне тут нравится. Море слышно, воздух слышно, тишина вокруг, пустота... Только чайки живые...

- А море... Море разве не живое? - я решил затеять с ней маленький спор.

- Живое, - не пожелала спорить со мной она, - Но жизнь его спрятана далеко в глубинах, куда нам дороги нет, но изредка оно говорит со мной.

- И о чём же? - спросил я, будто психиатр у больного на приёме.

- О многом. Вот сейчас, например, о тебе говорит.

- И что же... Оно говорит? - я разволновался.

- Ооо ... Оно говорит очень тихо. Шепчет. Не хочет, чтобы ты услышал...- она подняла на меня свои большие небесного цвета глаза.

- Жаль, я ведь не понимаю его. А о тебе оно сказать может?

- Может. Но если я его попрошу этого не делать, оно ничего не скажет.

- Не надо, не проси. Пусть лучше оно мне расскажет о тебе всё, что знает.

- Разве тебе это нужно?

- Нужно, раз я так говорю.

- Тогда я как-нибудь сама. Нельзя о многом спрашивать у моря, оно впитывает слишком много информации, её и отдаёт. А если всё узнать о человеке, то общение с ним уже не будет интересным, верно? - она выгнула спину и обняла руками колени.

- Верно. А хочешь, расскажу красивый миф о море?

- Валяй.

- Слушай. Раньше, на свете не было земной воды, - начал я голосом премилого дедушки-сказочника, которые так любят радовать детишек своими историями, - Была лишь та, что в людях. И жили эти люди, как мы сейчас живём. Но когда у этих людей случалось горе, они прыгали со скал и разбивались насмерть. А их близкие приходили на то место и оплакивали их. Некоторые, не знавшие горя оплакиваюших, наблюдали за ними и тоже приходили сюда, дабы излить своё горе. И полились тогда слёзы... И слёзы печали, и слёзы радости - все слёзы, что люди находили в себе. Им хотелось оставить что-то от себя, поделиться чем-то с планетой, а так как вода - главный источник информации, - я нарошно посмотрел на неё, как бы подчёркивая её же слова, - то многие заражались общим настроем и тоже начинали плакать. Все, все до единого чувства перемешались в той воде, и она начала расти, расти, разрастаться, пока не перелилась за уровень косых гор и не заполонила все неровности земные. Так были созданы моря и океаны, солёные, точно слёзы. Но, выплескав все чувства со слезами, люди лишились эмоций и начали замерзать, и планета с ними замёрзла. А потом оттаяла, когда Солнце подействовало на тёплые эмоции людей. И зародилась новая жизнь на Земле, и по сей день люди черпают эмоции с волн морских...

Я закончил повествовать и осторожно поднял глаза. Она всё это время внимательно слушала, не перебивая, а затем, немного поразмыслив, изрекла:

- Чушь.

- Что? - с лёгким возмущением спросил я.

- Ерунда какая... А как же реки, озёра, каналы? Они, между прочим, не солёные...

- Ну... Значит, профильтровались каким-то образом...

- Всё равно. А что, кроме людей, никаких живых существ, что ли, не было? И потом. Давно известно, что сначала были динозавры... Почему у них эмоций не появилось?

- Может, и появились! Тебя ж там не было! - перешёл я на крик.

- И? Всё равно не логично получается. Наплакали как-то... Да ну...

- Да ну те-бя! Какой ты романтик? Смысл-то не в этом!

- А в чём тогда?

- А-э... Эх...- я махнул рукой и поднялся с камней. Наверное, я сам так и не понял, в чём был смысл.

- Что, уходишь?

- Да, а то я что-то засиделся тут...

- Что ж, надеюсь, увидимся, - невинным голосочком промолвила она, - До свидания.

- До свидания, - буркнул я, уже спустившись с камней.

По направлении к дому я оглянулся и увидел всё тот же точёный силуэт на камнях, лицом повёрнутый к солнцу...

Я пошёл в дом и, не обращая внимания на звуки моего обедающего спутника, проследовал прямо в свою комнату. Похоже, Мысли опять взялись за старое и начали меня донимать. Только теперь они были другими, точно подосланными самим дьяволом, раз так и не позволили мне заснуть...

Не спал я весь день и полночи, а потом госпожа Усталость всё-таки взяла надо мной верх и погрузила меня в свои крепкие и безжалостные объятия. Я заснул. А когда проснулся, солнце уже играло тоненькими лучиками у меня на лице.

Я встал, оделся и пошёл завтракать.

- Привет! - поздоровался со мной мой сосед.

- Здравствуй! Как спалось, Майкл?

- Отлично, - простонал он, потягиваясь и зевая, - Всё-таки на свежем воздухе спится куда лучше, нежели в пыльном и душном городе...

Эх, как бы я хотел это опровергнуть!

- Что в планах? - поинтересовался я.

- Пока не решил... Подумываю разведать во-он тот берег, - он запустил свой указательный палец в сторону окна с видом на какое-то побережье, застроенное разноцветными зданиями, - Со мной?

Я подумывал отказаться, но с другой стороны, что мне оставалось? Я согласился.

День мы провели на редкость хорошо, я даже на время смог избавиться от приставучих Мыслей... Мы сходили в казино, где я и оставил Майкла за игрой и бокалом Мартини в компании симпатичных загорелых девушек в коротких цветастых платьях, которые почему-то не желали меня отпускать.

Я вернулся на то же место, где вчера просидел большую часть дня. Я знал, зачем иду туда, но всячески старался уверить себя в том, что солнечная ванна будет наиболее эффективна именно на тех камнях, а не на каких-нибудь других, и что там воздух чище и приятнее, чем где бы то ни было... Однако на всякий случай я сел немного подальше.

Просидев там около часа, я начал нервничать. Где те действия солнца и приятного воздуха, ради которых я сюда пришёл? Где, чёрт возьми, её носит?!

Она не заставила себя долго ждать. Как будто почувствовав её приближение, я вытянулся во весь рост и расположился на камнях плашмя, для того, чтобы она решила, что я тут просто отдыхаю и совершенно не нуждаюсь в её обществе.

- Снова здесь? - высоким голосом спросила она.

Я сделал вид, что проснулся от навеянной морем дремоты и кивнул ей.

- Меня ищешь?

Никогда не мог взять в голову, откуда у неё такая способность распознавать мои мысли и действия. Но в этот раз я решил не врать.

- Угадала.

- Конечно, угадала. Я ж всегда права, - она потрясла головой в знак подтверждения, .- Ночью я обдумывала ту твою историю...

- Нормальные дети ночью спят, - перебил её я.

Она приняла обидевшийся вид, словно слово "дети" прозвучало в моих устах для неё неземным оскорблением.

- А я думаю. И какое тебе дело до того, что я делаю ночью?

Я ухмыльнулся.

- Мне - никакого. Ладно, продолжай. Что ж ты там надумала?

Она присела рядом со мной.

- Я думала о том, почему люди плакали именно там...

- Ну, я ж сказал... Самоубийцы и...

- Да я не о том. Я о том, что их туда звало. Простых людей. Им нужна была поддержка, компания. Они сами этого не осознавали, но шли туда, где знали, что их поймут, что примут их. Так ведь?

- Так, - согласился я.

- Вот и всё, что я хотела сказать.

- Ты намекаешь на нашу с тобой компанию? - решил проявить собственную догадливость я.

- Угу.

В яблочко...

- Тебе одиноко. И мне одиноко. Может, поговорим?

- Может, и поговорим. По принципу светлячков.

- Это как?

- Ну, мне скучно. И тебе... Скучно. Давай скучать вместе... Ну, ты меня поняла...

- Не совсем. Но считай, поняла... Как тебя зовут?

Я ждал этого вопроса.

- Эмерсон.

- Интересное имя.

- Спасибо. А тебя как?

- Джун.

- Июнь?

- Ага.

- Мило. Тебе подходит. Значит, не боишься неизвестных дяденек, кому за 30, и вот так просто идёшь на беседу с ними?

- Вот так просто, - повторила она.

- Похвально. Тебе интересно знать, кем я работаю, что закончил, как я вырос?

- Нет. А тебе хочется мне это поведать?

- Нет, не хочется. Чем ты увлекаешься? Кроме... Коллекционирования ракушек.

- Рисую. Стихи пишу. Я музыку очень люблю.

- Какую? Всякую, но в основном, природную.

- Которую море поёт, - почему-то издевательским тоном произнёс я.

- Ту самую, - совершенно нормально подтвердила Джун.

- Может, мне повезёт, и пройдёт время, и я тоже научусь её слышать...

- Будем надеяться.

- А есть вещи, которые сближают нас обоих?

- Есть. Одиночество. Расскажи, почему ты здесь один?

- Ну, формально-то я не один - я с... сыном своего босса. Но он жуткий раздолбай. А друзья... Они у меня жутко поверхностные, они никогда не услышат моря, даже если очень захотят...

- Не захотят, раз поверхностные...

- Да, думаю, ты права. Да их и друзьями-то назвать сложновато... Они с натягом-то и на приятелей катят. Мы просто вместе работаем и вместе проводим свободное время. Мы даже не разговариваем толком ни о чём...

Мне почему-то вот только сейчас стало по-настоящему тоскливо и горестно на душе, словно я секунду назад полностью осознал праведность своих слов и их значение. На меня накатила волна отчаяния и покрыла меня с головой. Мне не хотелось говорить.

- А ты почему одна? У тебя что, совсем-совсем друзей нет?

- Да нет... В школе считают меня странной, потому и не подходят... Я не люблю школу. там слишком людно. И все озабочены чем-то приземлённым и низким, что мне не о чем с ними говорить.

- Может, в этом нет ничего страшного? Возраст такой... Это нормально...

- У меня тоже такой возраст, но никто же не вникает в мои мысли...

- Ну, я понимаю... Я тоже в школе не особо тепло общался с одноклассниками. Они были... Какими-то глупыми.

- Да нет... Они даже не глупые, они просто другие. Они по-другому смотрят на мир, смотрят на вещи. Вещи-то все едины, просто взгляды на них расходятся...

Никогда не забуду этой фразы и того, как она прозвучала. Я понял, что нашёл собеседника на каждый день.

Так оно и вышло. Каждый день мы с ней встречались и говорили обо всём и не о чём. Я мало чего узнал про неё саму, про её семью, да она была не особо разговорчивой. Но мне нравилось с ней просто молчать. Просто сидеть рядом и ощущать чью-то сверхсильную ауру, которая не даст тебе утонуть в пучине раздумий, вытащит тебя из рук Усталости, не кинет на поедание Мыслям.

Я любил на неё. В ней так удивительно и превосходно уживались женственность и детская непосредственность, что я даже не знал, как к ней относиться... Но её возраст в миг потерял для меня какое бы то ни было значение. Мне было плевать. Даже едкая и противная Совесть оставила меня на тот период. К чему она? Никто не знал о существовании нашего с ней мира, мира, где все равны, а так как там нас было только двое, то равны были только мы с ней.

Остальное утеряло свою важностью. Я отказывался куда-либо ездить, как бы мой сосед Майкл не уговаривал меня. Я даже перестал с ним говорить, как делал это раньше, по вечерам. Дошло до того, что он сам перестал меня куда-то звать, просто брал куртку, деньги, оружие и прощался. А я спешил к ней... Чтобы уйти с головой в нежные распевы её голоса, её собственных Мыслей, почему-то не таких доставучих, как мои...

Странно, но это была первая девушка, после первой встречи с которой мне ничего от неё не было надо. Да, я не ждал от неё ни любви, ни секса, ни её прикосновений... Я не испытывал необходимости во флирте и ухаживании... Она сама являлась тогда, когда мне это было нужно, а нужно мне это было каждый день. И каждый божий день мы на крыльях свободы уносились прочь от ограничений и земных обстоятельств в свой собственный мир...

В один день мне вдруг резко захотелось сделать ей что-то приятное, и я поехал на местный рынок и случайно наткнулся на цветочную лавку. Так не понятно откуда взялась сирень, и я, не раздумывая, купил пушистый букет сиреневых и розовых цветочков.

Я взобрался на камни и стал ждать её прихода. И она пришла. И долго визжала, увидев эти цветы, как ребёнок... А потом заявила, что если я найду цветок с пятью лепестками, то...

- Выполню любое твоё желание.

Я старательно просматривал каждый сантиметр букета в поисках заветного цветка. Казалось, я его никогда не найду и не получу возможность добиться исполнения какого-нибудь из своих желаний...

Она в этот момент отвлеклась и нашла увеселение в перебирании полы своей пёстрой юбки.

- Нашёл, - довольно вымолвил я, растянувшись в улыбке, словно рыжий кот, обнаруживший плохо спрятанную банку со сметаной.

- Ну, давай желание! - как-то даже пропищала Джун.

- Любое?

- Да хоть и любое!

- Поцелуй меня, - сказал, не задумываясь. Я боялся её спугнуть, поэтому постарался сделать выражение лица как можно более умилённым, - В щёчку.

- Хорошо.

Она встала, поправила юбку, нагнулась надо мной, как бы что-то соображаю, потом уселась мне на колени и приблизилась ко мне вплотную. Я думал в ту минуту, что моё сердце либо разорвётся от напряжения, либо выскочит целым из стонущей груди. Она дотронулась рукой до моих губ и поцеловала. Крепко поцеловала. Я ответил тем же. Поцелуй длился долго. Не было похоже на то, что она в первый раз целовалась с мужчиной. Я отстранил её.

- Прости, - сказал я, задыхаясь...

- За что?- с недоумевающим видом вопрошала она, водя ладонью по моей щеке.

Я взял её за руку.

- За то, что заставил поверить тебя в любовь.

- Я не верю, - она обняла меня и пристроилась у меня на груди, - Я люблю тебя.

Как мне хотелось убежать. Всё перетасовалось в его разуме, и теперь даже сами Мысли утеряли свои власть и силу. Началась дуэль между плотским и целомудренным. Стало страшно. Ещё страшнее было, когда я глядел в её глаза, полные открытости и готовности нестись хоть в омут с головой... И я ощутил резкое желание того же. И так и поступил. Я поцеловал её снова.

Ей было всего 15, но я хотел её каждой клеточкой своего тела, и она желала того же.

Занимались ли мы любовью, спросите вы? Занимались. Я пытался обращаться с ней осторожно, чтобы она не подумала, что я использую её в своих корыстных целях, которые появляются в период мужского кризиса. Но кризиса не было. Я с лёгкостью мог "снять" любую из тех девушек в казино, где так часто отшивался Майкл. Но любви я жаждал только от неё. От неё одной. Мне не нужен был секс, мне нужна была любовь, которая наполнила бы мою обыкновенную жизнь необыкновенным счастьем, светом, неземными эмоциями, которые могли вскружить голову так, что ты становился пьянее любого конченного алкоголика, но сладость по всему телу говорила сама о себе... Мне хотелось, чтобы ей было приятно, так же радостно и так же тепло. Она, в свою очередь, желала того же и для меня.

Так прошёл месяц. Месяц, на протяжении которого мы не расставались ни на день. Я не знал иной жизни, она мне была уже не нужна. Майкл "отсиделся" здесь удачно и пожелал вернуться обратно, к отцу на фирму. Я долго ломал голову насчёт того, как бы попросить снять на время его дом. Он давно уже догадывался, что меня здесь что-то удерживает, мне пришлось открыть свою тайну наполовину. Я признался, что это любовь. В знак одобрения он лишь похлопал меня по плечу и сказал, что дом оставляет мне на то время, на которое я пожелаю его себе оставить, хоть на всё лето, а отцу он что-нибудь наплетёт. Он отметил, что я хороший человек, достойный уважения, и мне вдруг стало немного жаль тех вечеров, что мы с ним не были вместе, но я забыл это ощущение, как только снова встретился с ней... Снова на тех же камнях.

Я часто интересовался, не волнуются ли её родители по поводу столь длительного её отсутствия каждый день. А она спокойно отвечала, что нет, не волнуются, что на море никого никогда не было, а родители её - люди в возрасте, они не станут бегать за ней, и вообще, она - нежеланный ребёнок...

- Джун, - как-то раз спросил я, - Тебе не страшно... Ты не боишься того, что тебя совесть замучает, когда ты узнаешь, сколько мне лет?

- Нет, не боюсь. Я ведь не узнаю. Я же сказала, мне это не интересно.

Наверное. она специально не настаивала, поскольку тогда бы начала переживать. А так нам было легко вместе. И мы получали наслаждение друг от друга. Мы не уставали говорить. Мы не уставали молчать вместе. Мы были единым целым...

Однажды я привёл её к себя в дом (ну, я часто водил её к себе. но в этот раз как-то официально, как гостью...), а она уселась перед зеркалом, поманив меня к себе.

- Что? - спросил я.

Джун указала пальцем на блестящую гладь.

- Да, ты прекрасна.

Она усмехнулась и закинула руки вверх, обняв меня, когда я нагнулся над её головой.

- Мы красиво смотримся. Как Ромео и Джульетта.

- Нет, Ромео не было... Ромео был помладше.

- Какая разница? - она неустанно продолжала наблюдать за отражением.

Боже, я только тогда заметил, как же мы с ней были похожи... Черты лица и его выражение... Разве что глаза у меня были зелёные, а волосы длинные, но сходство явно было видно...

- Говорят, это хорошо, когда влюблённые схожи чем-то, - снова прочитала она мои мысли.

- Ты прекраснее меня. Не спорь.

В тот день я предложил ей куда-нибудь поехать. Мы, конечно, не имели обыкновения проводить дни на одних только камнях, нет. Мы также гуляли вдоль берега моря, устраивали пикники и даже небольшие инсценированные походы в "горы". Пару раз мы ходили в сторону огней тех самых отелей и казино, но я уводил её оттуда, поскольку боялся быть замеченным Майклом. Как-никак, а лишних проблем и беспокойств по поводу ненужных объяснений мне не было нужно. А она говорила, что любила огни. И ради неё я готов был влюбиться в них тоже.

Мы тогда съездили в местный парк, где гуляли под ручку, как ей нравилось. Никто не оставлял нашу схожесть незамеченной, и многие принимали нас за родственников, что, к счастью, избавляло от дотошных взглядов со стороны.

По ночам мы смотрели на звёзды. Вернее, она смотрела. А я пытался заглянуть ей в глаза, которые были куда ярче всех небесных светил.

А ещё её всё время тянуло плавать. Она с такой беспечной лёгкостью ныряла в колючую воду, что мне поневоле приходилось идти за ней. Мы расплывались в разные стороны, а потом неистово жаждали сближения и, качаясь на волнах, плыли навстречу друг другу. А потом поцелуи… Соль на губах… Я чувствовал прикосновение её солёных губ, только их, поскольку свои чувствовать уже был не в состоянии…

Мы занимались любовью нечасто. Я не хотел излишнего разврата, я вообще ничего от неё не хотел. Я просто знал, что она любила меня. Что я любил её. Нам больше ничего не было надо...

Я чувствовал с ней какое-то единение, которое бывает, скажем, у матери с дочерью, или у близнецов. Я никогда не ведал этого, но слышал, как об этом говорят другие, на чью долю выпало счастье вырасти в семье. Мы думали одинаково, даже Мысли наши, как оказалось, были похожи. Просто её были более чистыми, не загруженные лишними хлопотами, комплексами, обязательствами и грязным, опороченным и неведомо что ищущим миром. Она жила в своём мире. В нашем с ней мире. А я... А что я? Я лишь раз в день стучался туда, она мне открывала, впускала меня туда, и мы с ней наслаждались тем временем, отведённым нам друг на друга, а потом я снова возвращался в мир рутинный, якобы общий для всех и едино ненавистный для меня.

Всё просто... Кроме неё я никого не хотел знать...

Но обстоятельства, мерзкие обстоятельства из внешнего мира всё-таки находили лазейки в наш с ней, переполненный светом и благодатью, и имели действия медленного яда...

Несколько раз меня разыскивали. За мной даже присылали. Но я "отмазывался", как мог, говоря, что у меня дела, что Майкл, проникшись ко мне доверием, поручил мне массу наисложнейших заданий, и вообще, просил меня не тревожить. И обстоятельства отступали, уйдя ни с чем.

Но помимо обстоятельств есть ещё и жизнь. Жизнь - зебра. За светлой полосой обязательно должна следовать тёмная. Иначе быть не может. В нашем случае жизнь предстала в самой чёрной, небрежно намалёванной густой чёрной гуашью...

Джун заболела. Я не видел её больше недели и сильно переживал. Я не знал, что с ней, и как она. Телефона у меня не было. Я не мог связаться с ней. Я знал, где она живёт, и поэтому отправился к ней домой, по дороге придумывая какое-нибудь глупое, но веское оправдание, почему взрослый мужчина приходит навестить маленькую девочку. Маленькую для родителей...

По пути я насобирал ракушек, дабы расположить к себе родителей и прийти со скромным презентом.

Подойдя к парадной двери невысокого белого дома, вроде тех, где поселяются милые семейные парочки, в надежде, что красота и уют сохранят их брак. Я позвонил.

Дверь открыла приземистая чернокожая женщина с красивым лицом.

- Добрый день. Вы что-то хотели?

- Да, мог бы я видеть...

Меня осенило. Я ведь даже не знал её фамилии. Впрочем, к двери тут же подошла и хозяйка дома. Выглядела она больной и даже старой, и хотя Джун упомянула как-то, что ей 56, я всё равно был удивлён.

- Чем могу помочь? - вежливо спросила она, отпихивая служанку.

- О, здравствуйте, - сказал я, входя и пожимая ей руку, - Вы меня не знаете, но зато я знаю вашу дочь. Мы познакомились на берегу моря, я случайно рассыпал её ракушки в море и пообещал набрать ей новых.

- И она показала вам, где живёт? – тихо, но рассерженно поинтересовалась дама.

- О нет, я сам живу неподалёку... Просто увидел. Девочка была так расстроена... А мне всё равно делать нечего. Вот. Передайте ей... Или я сам могу.

- Не стоит, она больна, - сказала женщина, слегка смягчив тон.

- Тяжело? - я надеялся, она не раскусит моего волнения.

- Ангина. Уже идёт на поправку. А вы проходите, - она взяла у меня пакетик с ракушками, дала его служанка и что-то шепнула ей на ухо, после чего та удалилась наверх.

- Может, хотите чаю? - предложила мама Джун.

- С удовольствием. У вас красивый дом. О, и не переживайте, - добавил я, заметив оценивающий взгляд на себе, - Джун мне ничего такого тайного и секретного не выкладывала, всё прекрасно! Мы просто знакомы. Вообще, моя дочь порывалась прийти, но у неё разболелся зуб, и моя жена повезла её в город...

Купилась. Дама растаяла, усадила меня в кресло, угостила чаем и начала расспрашивать о моей вымышленной семье, которая, как оказалось, каждое лето отдыхала здесь, на побережье...

Мы мило беседовали, а я всё считал секунды до предложения увидеть свою любовь...

- Может, хотите повидаться с Джун?

- С удовольствием увижу эту маленькую проказницу.

Меня отвели наверх и привели в комнату к Джун. Она спала. Её мать постояла немного и жестом показала мне удалиться. Я последовал указу, но схитрил, завернув в коридор, в сторону указанной служанкой уборную. Когда все спустились вниз, я прямиком побежал к ней. О, боже, как же я жаждал этого момента!

Она лежала бледная и едва заметно дышала. Я почувствовал, как всё во мне ноет и отмирает, и с каким бы удовольствием я бы поменялся с ней местами.

Она приоткрыла глаза и чуть слышно спросила:

- Это сон?

- Нет... Нет, любимая, я пришёл, пришёл к тебе. Мы вместе. Мы снова рядом, - шептал я ей, не останавливаясь.

- Ууу... Это хорошо. Ты ракушки принёс - она улыбнулась и протянула ко мне руки.

- Я.

Я хотел поцеловать её, но она отстранила меня, сказав, что так я могу заразиться. А я ответил, что настаиваю на разделении всех мук с ней.

- Это нелепо. Я не хочу, чтобы ты страдал, я...

Но она не успела договорить, так как я захватил её губы лёгким поцелуем... Мне казалось, это всё, чем я могу ей помочь...

Минуту спустя, я захлопнул за собой дверь и снова очутился в уютной гостиной её родителей. Я было собрался уходить, благодаря хозяйку за радушный приём, как в дверь позвонили. Служанка бросилась открывать, но, не дождавшись её прибытия, дверь сама отворилась и некто в коричневом плаще и такого же цвета шляпе шагнул внутрь.

- Марта, возьми моё пальто, - с ходу скомандовал вошедший. Это был её отец.

- Сию секунду, мистер Дангмайер.

Сколько раз мне приходилось слышать эту неказистую фамилию... От шефа, от друзей, от служащих... Неужели у кого-то ещё могла быть такая же?

Сняв плащ и шляпу, человек оглянулся и, заметив меня, приветливо кивнул и пожал мне руку.

- Дональд, познакомься, это Эмерсон, - подскочила его жена.

- Приятно познакомиться, - пробубнил он, - Уже уходите?

Я не смог ответить. Чёрт! Как же он был похож на...

- Уходите? - повторил он вопрос.

- Да... Да... Уже ухожу. Приятно было пообщаться, - повернулся я к миссис Дангмайер, - Всего хорошего. До свидания!

Я вышел в открытую дверь и тут же скрылся за поворотом.

Я уловил голоса и то, как отец Джун спросил у жены, кто я, а та в ответ слово в слово повторила все те байки, которые услышала сегодня от меня. Я был спокоен и не волновался об этом. Мне удалось остаться вне подозрений. Единственная вещь, которая меня всерьёз беспокоила, был этот самый Дональд.

Я торопился домой, пиная попадающиеся на ходу ракушки и булыжники. Мысли сторонились меня, пугаясь моей озабоченности чем-то, а чем, я и сам понять не мог. Помню лишь, что я вытащил наконец из шкафа свои чемоданы и в потайном кармашке одного из них нашёл помятую картонку. Я долго всматривался в эту бумажку, сидя на коленях и всё ещё отгоняя Мысли. Я боялся думать. Это был он... Он... Этот Дональд. Его копия... Только молодой...

Я отказывался верить. В голове проносилось всё, что смог вспомнить. Мой приют, детство, грешки и покаяния, наказания и боль, а также родственники, посчитавшие нужным открыть мне глаза на правду прошлого и вручить фото моего отца, будто от этого мне должно было стать легче. Но легче не стало. Она долгое время хранилась у меня в этом самом кармашке, и настал тот самый день, когда я достал её оттуда, когда сравнил её с увиденным человеком и понял, что это одно и то же лицо.

Тогда я выбежал на улицу, и тут же резкий нервный ветер стал преграждать мне путь, словно предупреждая о чём-то неестественно болезненном...

Конечно, я счёл необходимым всё перепроверить. Поэтому я, не теряя ни минуты, отправился обратно к Дональду Дангмайеру, дабы рассеять мои смутные сомнения...

Весь следующий день я пролежал, не вставая. Я думал о ней. Она ещё ничего не знала, да и надо ли было это ей? Что мне оставалось делать? О чём я должен был думать?

Я оказался прав. Дональд подтвердил мои сомнения. Думаю, не стоит перечислять банальных сцен и фраз разлуки и встречи, гадостей, которых я ему наговорил, извинений, которых наговорил он мне... Слёзы моей новоиспечённой матери. Слёзы стыда и раскаяния. Да уж... С них бы получилось целое море...

Я не злился на них... Вернее, злился, но не из-за этого. Меня шатало и трясло при одной мысли о Джун. Я спросил, действительно ли это их ребёнок, но они лишь разбили всё хрупкое и тонкое во мне своим ответом. Джун оказалась моей родной сестрой. А я - её братом.

Как я должен после этого осноситься к кровосмешению? Я уже принебрёг одним правилом, даже государственным законом, но это? Это же аморально!

Меня так учили. Я был так воспитан, но так или иначе, я категорически отказывался это принимать.

Я спрашивал, расскажут ли они ей. Они не знали. Они видели мою обеспокоенность, но не интересовались ей у меня.

Я уехал в город на неделю. Уехал в отель. Ел я на протяжении этих месяцев немного, поэтому деньги оставались. Когда я вернулся, то первым делом пошёл на те камни. только сделал это ночью. Тогда я понял всё грешность ситуации, всю её неверность и бессмысленность, незакономерность, бессвязность событий. Так просто не могло быть!

Я кричал. Я бесновался. Я вопил. Мне было больно, душу зажало в смертоносных тисках отчаяние. Я даже хотел сброситься с этих камней, но я должен был увидеть её, я боялся, но должен был. Просто обязан. А она, как всегда, не заставила себя долго ждать...

Она появилась в ночи ещё более бледная, ещё более худая, чем прежде. Её лицо можно было сравнить лишь с луной, которая сегодня была полной, и так хотелось завыть вот на это лицо, как волки воют на луну...

- Ты уже знаешь? - с натягом спросил я.

- Знаю, - спокойно ответила она, - Я всегда мечтала о брате.

- Господи, да что ты несёшь?! Ты что, не понимаешь, что ли? Мы же спали вместе!!!!!

- Да, и нам было хорошо, - она держалась на расстоянии, но вот-вот готова была броситься прямо ко мне в объятия...

- Чёрт! - я отвернулся, чтобы не видеть её, луноликую Джун, - Чёрт! Ну, зачем ты так? А?! Почему ты не рыдаешь? Не клянёшь и не гонишь меня из своей жизни, как грязное пятно?

- Потому что ты не пятно, ты просвет в моей жизни, - она подошла ближе, - Я люблю тебя.

- Да мы же родные... Чёрт, мы родные... Брат и сестра мы родные, ты что, ещё не уяснила?

- Зачем ты кричишь?

- А почему ты спокойна???!!!!!

Она стояла молча, не шевелясь, словно переваривая всё то, что произошло и что я ей только что наговорил.

- Значит, ты меня больше не любишь? - тихонько и с отчаянием пропела она.

- Я бы хотел... Больше жизни... Любить тебя, как раньше... Но как теперь жить?

- Ты не хочешь меня видеть?

- По-моему, и так всё ясно, Джун...

Я стоял в неподвижной тишине. Когда я обернулся, её уже не было рядом.

Я шёл домой, не моргая, я был в бешенстве. Я был в панике и нечеловеческой растерянности. Я просто не соображал, что делать. Я боялся даже думать о ней, но Мысль в лице Джун всё же стояла передо мной и шагала вместе со мной. Я хотел умереть, но что-то не давало мне этого сделать. Я больше не мог её видеть, это было бы неправильно, но также я не мог разрушить построенный вместе с нею мир, в котором нам было так хорошо вдвоём...

Я ждал ещё неделю, но конец моим терзаниям так и не пришёл. Потом стук в дверь...

Я бросился открывать. Я скучал, боже, как же я скучал по ней!

Но это была её мать. Нет, наша мать. Она со стенаниями бросилась мне на шею, как шальная, вереща бог весть что о том, что я один у неё, что жизнь её утеряна на веки вечные и всё в этом же духе...

Я не понимал её. И лучше бы не понимал...

Джун покончила с собой на следующий же день после нашего последнего с ней разговора. Она выбежала из дому вся в слезах и на прощание лишь бросила слова, что добавит свои слёзы их обители. Я понял, о чём была речь. Я понял, что она выбрала для себя смерть и утопилась в море. Я всегда считал её сильной, я не думал, но просто надеялся на то, что она сможет пережить те позор, стыд, унижение и порочность, полученную от горькой правды. Наверное, она так и не смогла отделаться от этой грязи, думал в последствии я.

А теперь я более чем уверен, что оборвала она свою жизнь именно по моей вине. Она бы пережила всё то гадкое, что понавешал внешний мир, но она не смогла вынести того гадкого, что случилось в нашем. Я отверг её, я испугался и не принял правды, во всём виноват лишь я один...

Что произошло после с моими родителями мне неизвестно. Я не интересовался. Думаю, это не будет предательством по отношению к ним и к миру уйти навсегда... В конце концов, бросив меня, родители первыми совершили предательство и обрекли своего сына на адские муки... А миру я перестал принадлежать с тех пор, когда впервые встретил Джун. Да и, скорее всего, никогда и не принадлежал вовсе... Просто не мог найти своего мира...

Но теперь я не чувствую на себе грязи или вины, я трезво понимаю, что ощущаю лишь горе, связанное с гибелью возлюбленной... Я никогда не откажусь от слов, что любил её и буду любить до последней секунды... Ведь в нашей с ней выдуманной сказке мы не были братом и сестрой, мы были единым целым, и этим и жили...

А Джун не выдержала непонимания не со стороны мира внешнего, а со стороны моего, поэтому и рассталась с жизнью...

Она не смогла жить с этим чувством, а я не смогу жить без неё... Прощайте...

P.S. Я нашёл стихотворение в её дневнике. Оно было написано ещё давно, вероятно до того, как она узнала шокирующую новость, а, может, и после. Я не ведаю... Но уверен, она хотела, чтобы я прочёл его...

Я покидаю тебя, покидаю

И улетаю за солнечным кругом...

Слышишь, сирени цветы опадают? -

Нам пришло время оставить друг друга...

Лик одиночества стоит примерить,

Бледный и мягкий, сравнимый с луною...

Я научилась молиться и верить,

Ты ж научись расставаться со мною...

Тысячи лет мы с тобою знакомы,

Тысячи лет будем помнить о сказке,

Той, что мы выдумали в невесомом,

Светлом и радужном мире прекрасном...

Свечи погаснут, и глаз изумруды

Вновь я увижу в вечерней печали,

Втяну в себя воздух - пусть это и трудно -

Тот, коим вместе с тобой мы дышали...

Знаю, терзает тебя ожиданье,

Но я на крыльях свободы взлетаю

И оброняю слова на прощанье:

"Я покидаю тебя, покидаю"...